Мировоззренческие взгляды ананьинцев
Шакирова Ф.К. Мировоззренческие взгляды ананьинцев. «Новая Кама» от 24 февраля 1998 г.
От редакции: Живя у колыбели древней цивилизации, мы тем не менее мало что знаем о наших далеких предках. Редакция решила восполнить этот пробел, воспользовавшись дипломной работой руководителя ГМО, учителя истории Ф.К. Шакировой, которую она написала к окончанию трехгодичных курсов по истории мировой художественной культуры. Темой ее диплома стало разносторонее исследование особенностей ананьинской культуры. В конце 80-х – начале 90-х гг., когда под руководством доцента ЕГПИ Е.И.Корепанова велись археологические раскопки на Луговском могильнике, наша газета не раз публиковала его научные статьи, в которых рассказывалось о различных сторонах жизни и деятельности ананьинцев. В связи с этим мы решили отобрать в работе Ф.К. Шакировой по преимуществу незнакомую нашим читателям информацию.
В области мировоззрения ранних ананьинцев прослеживаются яркие интересные черты. В их основе лежат представления о том, что окружающий мир по вертикали состоит из трех сфер или «миров» — верхнего, среднего и нижнего (или подземного), а по горизонтали из четырех сторон света. Натурфилософия включала также воззрения о роли солнца как источника жизни, о живой материи и разнообразии форм окружающего мира, состоящих из трех составляющих природы: человека, животных и растительности.
Верхний, или небесный мир был обителью божеств и местом обитания птиц. В нем жили Солнце и Луна. Солнце считалось важнейшим божеством, дающим тепло и жизнь. Образ верховного женского божества — космической богини – сохранился с эпохи матриархата. Традиции в представлениях о ней были настолько сильны и глубоки, что сведения о космической богине дошли до нас в языческих верованиях мари (Мать Солнца) ии удмуртов (Шундры Мумы. Т.е. также Мать Солнца). Ананьинцы поклонялись небу, у них существовали представления об антропоморфных (человекообразных) божествах, прообразы которых найдены в Горбунковском и Шигирском торфяниках, а отголоски о них сохранились в этнографии финно-угорских народов Прикамья.
Религиозные церемонии совершались в жертвенных местах разного значения. Самыми главными среди них были родовые жертвенные места, где происходило поклонение родовым божествам – предкам. Идолы на жертвенниках, как полагают ученые, были деревянными в виде человекоообразных существ, животных или растений.
«Средний» мир был населен людьми и животными. В жилищах ананьинских поселений находят женские статуэтки – глиняные фигурки, большей частью расположенные поблизости от очага.
На фигурках в виде орнамента и налепов прорисованы детали одежды. По ним можно судить о том, что женщины носили одеяния, похожие на плащи. Вышивкой, цветной материей или мехом они украшали длинные платья или рубашки с поясом. Носили также передники, нагрудные украшения и ожерелья. Голова на статуэтках дается в виде небольшого выступа, а черты лица совсем не показаны. Возможно, эти фигурки являлись божествами – покровительницами домашнего очага.
«Нижний» мир был заселен, по представлениям ананьинцев, бежествами подземного мира. Так также жили умершие предки. Ананьинцы полагали, что умершие, перейдя в загробный мир, не порывали связи с оставшимися в живых. Согласно верованиям пермских народов Прикамья, умершие предки приобретали таинственную власть над живыми и их надо было почитать и приносить им жертвы.
Большинство погребенных в ананьинских могильниках ориентировано ногами к реке. Вода считалась медиатором, то есть посредником между «средним» и «нижним» мирами. У удмуртов сохранилось название ольхи, растущей по берегам рек – «луп-пу», то есть «душа дерева». Вниз по течению реки отправлялись в потусторонний мир и души сородичей, поэтому становится понятным название ольхи: это дерево-свидетель, связанный с переходом душ в «нижний» мир. Там сородичи вели такой же образ жизни, как и в «среднем» мире, поэтому их снабжали едой и питьем в сосудах, а в соответствии с социальным рангом, авторитетом и родом занятий клали сопровождающий инвентарь: воину – оружие, кузнецу и металлургу – соответствующие инструменты, женщинам иглы в игольницах, украшения и другие вещи.
Важным центром, объединяющим все три сферы, являлось «мировое древо», которое проходило через все «миры»: корни его находились в «подземном мире», ствол – в «среднем», а кровля в «верхнем». Оказательством являются изображения «мирового дерева» на пряслицах и других вещах. Такие находки на стоянках эпохи бронзы в Прикамье показывают, что образ «мирового дерева» в крае существовал еще во II тыс. до н.э. Это была своеобразная ось, по которой осуществлялась связь между тремя мирами.
Ф.Шакирова, учитель истории школы № 9.
Архитектура и искусство ананьинцев
Шакирова Ф.К. Архитектура и искусство ананьинцев. «Новая Кама» от 1 июля 1998 г.
Характерной чертой архитектуры ранних ананьинцев является строительство укрепленных городищ. Самым древним ананьинским городищем в Татарии, относящимся к VIII в. до н.э. считается Грохань в Мамадышском районе.
Эти городища строились по высоким берегам рек и имели фортификационную систему в виде дугообразных в плане, сравнительно невысоких, но широких валов и рвов, глубиной до 2-х метров. Эти сооружения тянулись в длину на несколько десятков метров. Мощные для того времени земляные укрепления еще больше усиливались частоколов из бревен, который устанавливался на вершине валов.
Можно отметить следующую закономерность: мощность укреплений заметно возрастает к югу, откуда ожидались нападения киммерийцев, савроматов, скифов. Кроме того, городища появляются здесь значительно раньше, чем в других местах. Таким образом, местные племена были в VIII в. до н.э. зачинателями в освоении новой техники и нового искусства фортификационных земляных сооружений.
В раннеананьинское время окончательно происходит переход жителей селищ из полуземлянок в наземные дома. Отдается предпочтение вертикальным столбовым креплениям стен, известным здесь еще со времен строительной деятельности срубных племен. И в том и в другом случае жилище ананьинского человека на территории Татарстана в VIII – VII вв. до н.э. представляло наземное бревенчатое сооружение.
В мемориальной архитектуре того времени заслуживает внимания планировка могильников – некрополей, представлявших собой деревянные наземные и подземные сооружения (прообразы мавзолеев), и особенно применение каменных плит и сооружение каменных стел, с которыми связано зарождение монументального искусства.
В комплекс ананьинских могильников входили подземные сооружения (иногда это были длинные, разделенные на несколько отсеков «дома», как, например, в Старшем Ахмыловском могильнике на территории Горномарийского района Марий Эл, где такой дом для мертвых имел 16 метров в длину и малые наземные постройки, которые сжигались согласно обрядам, символизировавшим очищение души. Кладбища, вероятно, имели ограды. Само их расположение вдоль берега было связано с сохранившимися и позднее у некоторых угро-финских народов представлениями о реке смерти, реке переселения душ.
Каменные плиты-стелы ставились ананьинцами как памятники в честь умерших и, несомненно входили в определенную имеющую смысловые обоснования, ритмически организованную архитектурную систему, контуры которой совсем не ясны. Некоторые камни-плиты вероятно находились под землей, другие располагались на поверхности. Возможно, в самом плане их размещения можно было прочитать рисунок, имевший понятное людям той эпохи сакральное значение. А.В.Збруева (одна из первых в археологии исследовавшая эту культуру) сообщает об одном из погребений Ананьинского могильника, что оно располагалось под слоем дерева и под ладьей из больших каменных плит. Целый комплекс последних был выявлен на уровне наземных сооружений при исследовании Тетюшского могильника. Он представлял собой семь плоских плит рыхлого коричневато-серого песчаника до метра высоты со слегка расширяющимся округлым верхом и грубо отесанным, вероятно уходившим в землю основанием.
Чрезвычайный интерес представляют собой обнаруженные в двух местах каменные стелы с изображением воинов и оружия. Первой была открыта в 1868 году большая каменная плита прямоугольной формы с закругленным верхом из Ананьинского могильника. На лицевой заглаженной стороне этого камня вырезано (во весь рост, но в сильно уменьшенном по отношению к натуре масштабе) изображение ананьинского воина. На его голове – остроконечная шапка, на шее пластинчатая гривна, на талии – пояс, на котором висят: справа кинжал, слева — колчан со стрелами. В правой руке воина топор-секира. Своеобразным дополнением к этому уникальному памятнику стала вторая, малая каменная плита из Ананьинского могильника (обе они находятся в Государственном музее в Москве). По утверждению А.В. Збруевой, на ней пропараван контурный рисунок, изображающий фигуру безбородого мужчины монголоидного типа, поскольку у воина отсутствуют усы и борода, всегда фиксируемые в скифских стелах.
При всей очевидной схематичности и примитивности рисунка в нем, несомненно, есть своеобразная выразительность, особенно ощутимая в плавной линии силуэта, в том, как очерчены покатые плечи, мягкий овал лица, тонкий, стянутый поясом стан. Поразительно пристальное внимание художника к деталям воинского костюма и вооружению. Они воспроизведены так точно, что полностью соответствуют ананьинскому оружию и украшениям, известным по археологическим находкам.
В течение почти целого столетия две каменные стелы с изображением воинов из Ананьинского могильника оставались единственным свидетельством развития своеобразного монументального изобразительного искусства древних племен. Новые открытия ананьинских стел – надгробий с изобразительными сюжетами произошли в начале 1960-х годов, когда на острове, у бывшего Ново-Мордово Куйбышевского района, Татарстана был обнаружен комплекс раннеананьинского могильника, включающий одиннадцать каменных плит, семь из которых украшены рельефными изображениями. Все стелы однотипные по форме, слегка расширяющиеся снизу вверх, с закругленным полуотвальным завершением, высотой от 90 до 120 см., изготовлены из местного светло-серого известняка. Задняя сторона довольно грубо обколота. А лицевая тщательно заглажена и оформлена по краю плиты рельефным бордюром. В этом обрамлении предстают изображения, одно из которых носит чисто орнаментальный характер (полоска с зигзагом), а шесть остальных являются поразительными по своей реалистической точности рельефными изображениями оружия. В основном варьируются изображения короткого и удлиненного кинжала и боевого топора – секиры. Предметы выделены крупным планом и свободно сопоставлены друг с другом.
Нельзя не отметить не только реалистичную точность, наблюдательность художника, прекрасно знакомого с формами современного ему оружия, но и то очевидное эстетическое наслаждение, которое получал он, воспроизводя эти формы в камне, выявляя тонкие различия между, казалось бы, однотипными, но всегда индивидуально неповторимыми секирами и кинжалами, совершенство их пропорций, своеобразие декора. На одной из стел запечатлена секира, лезвийная часть которой рисуется как оскаленная пасть хищного зверя. В то время как сами по себе ананьинские бронзовые и железные кинжалы. Мечи, топоры, клавцы становились предметами декоративно-прикладного искусства, виртуозными изделиями металлистов – в мемориальной пластике на каменных стелах они как бы переживали свое второе художественное рождение как объект изображения.
Ф.Шакирова.
Эротический мотив в культуре ананьинцев
Шакирова Ф.К. Эротический мотив в культуре ананьинцев. «Новая Кама» от 26 августа 1998 г.
В натурфилософских воззрениях древних людей идея воспроизводства в растительном, животном мире и человеческом обществе осознавалась и воспринималась через акты творения, выраженные с помощью знаков-символов и форм вещественного мира.
На различных предметах из памятников Волго-Камья ананьинской эпохи (VIII – III вв. до н.э.) – пряслицах, украшениях, крючках, фаллических изображениях отражена идея воспроизводства в растительном мире, в том числе – культурных, злаковых растений. Она показана с помощью изображений самих растений и знаков = символов: ромба с крючком (который являлся олицетворением воспроизводства в растительном мире) и проникающих треугольников, означающих всепорождающее женское начало.
Культ пола – наиболее ранний из всех культов. Он вырос на почве элементарного, простого наблюдения над органами деторождения, обладающими могучей, дарующей жизнь силой. Жить – значит воспроизводить себе подобных. В древности идея акта творения и порождения всего живого, в том числе людей, обычно выражалась с помощью полового символизма. Мужские органы чаще всего олицетворяли могущество, власть, общее одухотворяющее, но необязательно детородное начало. На ряде поселений эпохи ранней бронзы Южного Приуралья встречены костяные и глиняные изображения фалла. Массивные фаллические песты из габбара, песчаника, гранита, сланца обнаружены в Зауралье. Они относятся к археологическим находкам гамаюнской культуры, существовавшей на рубеже бронзового и железного веков. Трассологический анализ выявил, что они использовались для дробления каменного талька в керамическом производстве и, возможно, для дробления руды.
С идеей оплодотворения земли связаны глиняные фаллы из ананьинских поселений, на поверхности которых показаны ромбы с крючком в сочетании с прямоугольниками и солярными символами. На ананьинских поселениях найдено несколько десятков керамических и костяных фаллов. Изображения некоторых из них тесно связаны с идеей плодородия, произрастания, благодатного воздействия солнечного тепла. Часть керамики разбита в древности. Вероятнее всего, их использовали в календарных обрядах, особенно в земледелии. Возможно, при исполнении обрядов аграрного культа они ритуально разбивались, так же, как впоследствии в XVIII-XIX вв. разбивались яйца в начале весенней пахоты, например, у удмуртов. Это действие в ананьинскую эпоху могло означать своеобразный акт оплодотворения, когда частичное уничтожение фалла обозначало обремение земли посеянным зерном нового урожая и вызывало его рост. В искусстве ананьинской эпохи имеются орнаменты из взаимопроникающих треугольников, выступающих как символы воспроизводства. Некоторые бронзовые украшения оформлены в виде изображения мужского и женского начала.
Таким образом, в своем изобразительном творчестве древние мастера ананьинской и других культур с помощью знаков-символов стремились выразить главную мысль – идею обновления, воспроизводства в животном мире и социуме. При этом чаще всего использовались символы, выражающие мужское, более активное начало, что соответствовало патриархальному характеру эпохи бронзы и раннего железного века.
Ф.Шакирова.
Фантазия и зоркость ананьинских художников
Шакирова Ф. Фантазия и зоркость ананьинских художников. «Новая Кама» от 17 июля 2001 г.
Наиболее высокие достижения изобразительного искусства ананыинской эпохи связаны с расцветом «звериного стиля», проявления которого наложили отпечаток как на разные виды творчества, так и на эстетически осваиваемые ананьинцами материалы: Металл, кость, керамику. Вероятно, впрочем, что большинство произведений ананьинской скульптуры вырезалось из дерева. Во всяком случае, сохранившиеся в археологическом инвентаре инструменты свидетельствуют о развитии этого вида искусства.
Звериные мотивы составляют богатейший мир изображений, в которых буйная фантазия сочетается с изумительной зоркостью древних художников, свобода и смелость композиционных решений — со строгой регламентацией зрелого стиля. В основе всех изображений ананьинского «звериного стиля*’ независимо от того, легко ли они читаются современным зрителем или, напротив, кажутся совершенно загадочными в своих гибридных хитросплениях, несомненно, лежат древние мифологические представления ананьинских племен, по-своему познающих, оценивающих, наделяющих сверхъестественной силой, добрыми или злыми чарами окружающий их мир.
К шедеврам ананьинского «звериного стиля» относятся бронзовые секиры с изображением хищного зверя с раскрытой оскаленной пастью и головы птицы, обычно именуемых в исторической литературе «секирами ананьинских вождей». Образцы их хранятся в Государственном историческом музее в Москве и в Государственном объединенном музее Татарстана в Казани. Они изготовлены из прекрасного бронзового сплава. В пластике изображений устрашающая экспрессия сочетается с декоративной целостностью и завершенностью формы. Великолепны в своей художественной выразительности и голова птицы с хищно изогнутым клювом, и грозно оскаленная пасть неизвестного хищника, его круглые глаза, острые уши, стилизованная завитками спирали и насечками шерсть.
Широко были распространены в ананьинском художественном металле отдельные литые фигурки птиц, имевших культово-магическое назначение. Такова, например, довольно массивная бронзовая птичка с развернутыми словно в полете крыльями, найденная в мужском погребении Луговского могильника (VII-VI в.до н.э.). Литые бронзовые изображения коней, оленей и других прирученных человеком животных украшали ажурные наконечники рукояток кинжалов.
Звериные мотивы играли ведущую роль также в ананьинском косторезном искусстве. Фигурки животных изображались на костяных палочках, которые служили для обработки и очистки кож, на рукоятках ножей. Так, в Зуевском могильнике была обнаружена палочка с фигурками ползущих медведей. Древний резчик прекрасно выявил своеобразие их неуклюжих движений Фигурка медведя, зубастого хищника с когтистыми лапами, вообще занимала центральное место в ананьинском «зверином стиле». От наивно-реалистических изображений этого зверя ананьинцы шли к стилизованным формам его обозначения, к сложным декоративно-гибридным композициям — полумедведь, полуптица. Такой характер носит, например, костяная пластинка из Аргыжского городища, расположенного на берегу Вятки.
Многогранно были развиты у ананьинских племен все виды декоративно-прикладного искусства, в частности керамика. Формы сосудов были по обыкновению круглодонные, чаши полуяйцевидных очертаний, приземистые горшки с широким и невысоким горлом, имеющим плавный венчик. Орнамент, созданный оттисками шнура в сочетании с рядами ямок, изображался только на верхней части сосуда. Все это располагалось четкими горизонтальными рядами и отличалось строгим изяществом.
Уникальным образцом керамики с сюжетно-изобразительным декором является происходящий из давних (1881 г.) раскопок Ананьинского могильника сосуд, в верхней части которого изображены животные. Четырехногие звери (лоси, лошади или собаки) с одинаковыми заостренными треугольниками — мордами и поднятыми вверх хвостами представлены спокойно стоящими друг за другом, так что их ровный ряд образует горизонтальный фриз, параллельный верхним поясам орнамента.
Если изобразительное начало в декоре керамического изделия было редким, то в металлических вещах самого разнообразного практического назначения оно едва ли не преобладало над орнаментальным.
Подвергнутый художественной обработке металл играл важную роль в украшении ананьинского мужского и женского костюмов. Ананьинцы изготовляли витые шейные гривны из бронзы и серебра, пластинчатые браслеты, проволочные серьги в форме вопросительного знака, височные кольца, для которых характерны несколько оборотов витков согнутой в спираль бронзовой или серебряной пластинки, перстни, имевшие разнообразной применение в украшении одежды, пояса и головного убора; плоские и выпуклые, круглые и четырехугольные бронзовые бляхи, нередко с изображением солнца орнаментальными знаками свастики и другими узорами; ажурные пряжки, в форму которых хорошо вписывались или птицы с изогнутой шеей, или свернувшиеся кольцом, как бы кусающие себя за хвост звери.
Костюм воина, о котором дают представление изображения на стелах из Ананьинского могильника, включал в себя стянутый поясом узкий кафтан, похожую на башлык остроконечную шапку, вероятно, мягкие кожаные сапоги. Тройными полосками — черточками на камне, видимо, были отмечены места вышивок или аппликаций на груди, локтях, коленях, на концах рукавов.
Судя по обломкам глиняных статуэток, сложным художественным ансамблем, включающим нагрудник, пояс, передник, перекинутую через плечо повязку и разнообразные украшения, был ананьинский женский костюм. Голубые и зеленоватые бусы из пасты и стекла, известные по многим находкам из Ананьинского и других могильников, составляли изящные цветовые дополнения к этому костюму. Многочисленные находки инструментов (иглы, шила) свидетельствуют о развитом искусстве шитья и украшений меховой, кожаной и тканой одежды.
Тщательной отделке (судя по разнообразию инструментов — лопаточек) подвергалась ананьинскими мастерами кожа, служившая для изготовления богато украшенных металлическими накладками и бляшками поясов, головных уборов, конской узды. Ко всему этому надо добавить огромное множество не сохранившихся художественных предметов из дерева, бересты и лыка, которые в целом составляли, вероятно, большую часть всех производимых ананьинцами и украшавшими их быт изделий.
Ф.Шакирова